Название: -
Автор: Peter Orsini
Фэндом: Trinity Blood
Жанр: ангст
Пейринг: Петр/Франческо
Рейтинг: PG-13
Warning: смерть персонажа.
Дисклеймер: Все права на мир и персонажей Trinity Blood принадлежат наследникам Есиды Сунао (компании Kadokawa).

Тихая снежная ночь. Такие ночи обычно полны тишины и видений из прошлого. И даже за высокими, призрачно холодными стенами монастыря нет от них спасения…
Молодой еще мужчина со стоном садится на кровати – осколки прошлого и в эту ночь нарушили его и так неспокойный сон, пожалуй, единственное место, где он еще умеет улыбаться. единственное место, где он, пожалуй, еще счастлив.
Слишком темно… Мужчина встает и выходит из кельи, бесшумно бредет по тихим, гулким коридорам – на улицу, к неверному лунному свету и обманчивой невинности пушистого снега. Там призраки отступают. Иногда.

- Пьетро? – обеспокоенный настоятель подходит к одинокой фигуре во дворе, и старается развернуть мужчину за плечо. – Застудишься, брат, идем внутрь.
- Это уже не мое имя, - безжизненный ответ. Но – и названный братом Пьетро это знает – его будут продолжать так называть. И он будет отзываться.
- Идем, - настоятель все же разворачивает закаменевшего на ветру монаха и почти силой уводит внутрь. Несчастье с ним... и ведь не безумен вроде. Настоятель, естественно, знает биографию каждого из своих подопечных, но – иногда отказывается верить сухим строчкам досье. И что с того, что монастырь больше напоминает тюрьму…
читать дальше
- Кардинал Франческо ди Медичи, вам предъявлено обвинение… - сухой голос старшего из инквизиторов бесстрастно зачитывает наизусть давно знакомые строки. На лице кардинала – ошеломленность, неверие, а потом – гнев. Но безжалостная машина Инквизиции не останавливается, сметая своего бывшего патрона. Франческо в ярости скользит взглядом по тонкой фигуре государственного дознавателя, стоящего чуть поодаль и не проронившего ни слова.
- Змееныша выкормил! – бросает он, и дознаватель вздрагивает, как от удара, а потом тихо произносит:
- Оскорбление должностного лица при исполнении… в протокол.
Бывший кардинал больше не произносит ничего.

Допросы. Заседание суда. Неделя. Вторая. Месяц. Кажется, черты Франческо лишь заострились, да в глазах поселилось разочарование – пополам с неутихающей яростью. В исходе процесса он не сомневается – уж больно хорошую смену себе вырастил. Статную. С окаменевшим лицом и ни разу не дрогнувшим голосом. Не воспользовавшегося правом отозвать свои полномочия при ведении процесса.

- А справитесь ли вы, дознаватель? Ваши отношения с подозреваемым были… слишком личными…
- Если вы сомневаетесь, предъявите обвинение мне.
Смущенное молчание в ответ.

И дознаватель справляется. Ни слова, ни жеста симпатии. Ни ходатайства о смягчении приговора…
- … По итогам расследованного дела я требую отпустить душу еретика, Церковь отказывается от него…
Саркастичный смешок ничего иного и не ожидавшего Франческо.
Точно, змееныша пригрел. Но фанатичного змееныша. Его ждет славное будущее.

Утро. Еще не выползло жаркое солнце, еще холодный туман ползет по ватиканским улочкам, тревожа сон мирян. И площадь почти пустынна – только алые всполохи инквизиторской формы. И чернеющие, отсыревшие изломы дров на будущем кострище.
- Вы желаете исповедоваться?... – формальность, только формальность, которую требует протокол. Франческо не отвечает, кривя губы в ухмылке. Он смотрит только на государственного дознавателя, в черной с серебром форме.
Неужто даже на отвернется, не отведет взгляд? Змееныш. Сумасшедший фанатик…
- Господь милостив… он позаботится о вашей душе, Франческо. Ваши прегрешения останутся в очищающем пламени Инквизиции…

Дознаватель чуть сутулится – можно подумать, что ему немного холодно в предутреннем тумане. Но это видят лишь те, кто стоит совсем рядом. И стоящий плечом к плечу брат Александр чуть недоуменно принюхивается – от прокурора пахнет чем-то резким… Впрочем, дознаватель никогда не считал зазорным ехать на броне. Видимо, запачкался где-то…
У него нет сердца? Кардинал был ему ближе, чем отец…

Облитые смолой отсыревшие дрова. Поднесенный факел…
- Стойте.
Инквизиторы оборачиваются – кто с недоумение, кто с досадой, кто – с невысказанным одобрением. А Франческо вопросительно выгибает бровь – что, не выдержал, ставленник? Ай, нехорошо…

- Я спрошу в последний раз, карди… - инквизитор осекается, не договорив привычного обращения. – Франческо. Вы отказались от защитника. Вы согласились со всеми пунктами обвинения. Неужто вас не покоробило даже обвинение в прелюбодеянии и мужеложестве? – пустые серые глаза смотрят сквозь осужденного.
- Отчего же… - голос простудившегося в казематах Медичи звучит немного хрипло, но все так же уверенно и величественно. – Ты был замечательным любовником, Пьетро…
На площадью повисает гробовая тишина. Взгляды инквизиторов прикованы лишь к тонкой черной фигурке у помоста. А дознаватель пожимает плечами и протягивает руку к факелу.
- Я сам приведу приговор в исполнение.
Приговор, который вынес себе, еще до вашего ареста.

Искры падают на помост, пока дознаватель подходит, на вытянутой, далеко отведенной в сторону руке держа факел. Пьетро останавливается, поднимает глаза, встречаясь взглядом с Франческо. И бывший кардинал непроизвольно сглатывает – таких глаз у своего любимца он еще никогда не видел.
Воплощенное безумие, - вспоминаются слова одного старого монаха-доминиканца, раз заглянувшего в глаза светловолосого юноши, тихой тенью сопровождавшего кардинала.
- Вы готовы? – тихий вопрос эхом скользит по стихшему Риму.
Пожалуйста, примите решения за меня, мой кардинал…
Франческо со смешком отворачивается.
Алым пламенем вспыхивают пропитанные смолой дрова. Но еще ярче, живым факелом, взвивается пламя по фигуре шагнувшего в костер государственного дознавателя. Видимо, не зря форма была насквозь пропитана бензином…

Франческо не успевает удивиться – его крепко сжимают в объятьях, а за секунду до того, как хрустнет ломающийся позвоночник под пальцами первого Рыцаря Ватикана, Медичи все же успевает услышать сломанный от боли голос воспитанника:
- Я всегда любил вас, Франческо-сама…
Пяти секунд хватает инквизиторам, чтобы свалить своего командира не землю, чтобы сорвать пылающую сутану с бьющегося на земле дознавателя… только осужденный этого уже не видит. Его жизнь оборвалась – уж больно хорошо дознаватель знал свое дело, смерть наступила почти мгновенно…

А дальше был лазарет, полная растерянность врачей – от таких ожогов никто обычно не выживал, были допросы, была тишина в ответ… Казалось, государственный дознаватель доиграл последнюю роль, и замкнулся в себе от всего мира. Только разве что покачал головой, когда спросил ведущий процесс, отчаянно смущающийся заместитель:
- Приговор – пожизненная ссылка… вы станете обжаловать?...

Ночи, подобные этой – безжалостно полны тишиной. И призраками боли. Не физической… к ней Пьетро почти привык и почти не замечает. Другой – той, что тихо кроется где-то глубоко, а в тишине предательски выползает, коготками царапая и без того такой прерывистый сон. Той, от которой не избавиться, сколько бы не просить прощения у Господа… Той, от которой молодой мужчина, не справивший и своего тридцатилетия, совсем по-стариковски плачет, рассеянно касаясь кончиками пальцев обожженных шрамов на щеке…