Очередной фанфик. Что-то мне везет на заявки с участием кардинала Медичи)

[tbyaoi]

Название: Персональное божество
Автор: Ksandra ~Katze~ Accuses
Размещение: с моего разрешения. пишите в у-мыло или на [e-mail]
Фандом: Trinity Blood
Тип: яой
Пейринг: Франческо/Петр
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Права: Персонажи не мои.
Саммари: Один из них не мог признаться в своих чувствах из страха быть отвергнутым, второй не решался их принять из-за привычки во всем искать подвох…


Франческо ди Медичи был для рыцаря Разрушения почти богом. Вряд ли можно найти человека, преданного кардиналу больше, чем Петр Орсини. Этих двух мужчин объединяло многое, в том числе – слабое подобие дружбы между ними. Вряд ли эти странные отношения можно было назвать дружбой в привычном понимании этого слова – они не делились душевными переживаниями, не вели откровенных разговоров и вообще не были близки. Но все же кардинал был склонен называть это именно дружбой. Потому что именно на Петра он мог положиться всегда, потому что именно Петр выполнит любой его приказ, потому что именно Петр без размышлений отдаст за него жизнь. Франческо не задумывался о том, что его отношение к Петру отнюдь не дружеское – оно просто потребительское. Ведь принимая в дар беспрекословное подчинение и безграничную преданность, Медичи никогда и ничего не давал взамен. Во всяком случае, так ему казалось.
Но для Петра все было иначе. Сама возможность служить этому человеку, столь верующему, столь твердо знающему свои цели и способы их достижения – сама возможность быть ему нужным являлась для начальника Инквизиции лучшей наградой. Так было всегда, сколько Петр помнил себя в качестве служителя Божьего. Но вот парадокс – чем с большей преданностью Петр отдавал всего себя в услужение Богу и тому, кто боролся за веру в Бога, тем больше он ощущал себя язычником. Повинен в том был кардинал Медичи, ставший для рыцаря разрушения кем-то вроде персонального божества. Порой Петру казалось, что скоро он начнет молиться на этого человека, и такие моменты пугали и завораживали одновременно. Так, как завораживал его и сам Франческо. Жестокость, целеустремленность и фанатичная вера в Бога сочеталась в этом человеке, отнюдь не являя оксюморон. Петр и сам был таким же – верующим в то, что их святая цель оправдывает все средства, готовым идти по головам людей ради спасения человечества.
У кардинала Медичи был лишь один недостаток, хотя неудобства он причинил исключительно Петру. Франческо был очень проницателен, а потому сумел разглядеть чувства в душе Орсини раньше, чем он сам смог себе в них признаться. А если бы и признался себе, никогда не сделал бы первого шага к кардиналу – из страха быть не просто отвергнутым, но и просто-напросто вычеркнутым из списка приближенных. Петр дорожил этим больным подобием близости, потому что даже его был удостоен только он. Только ему было позволено видеть, как порой, в редкие моменты, когда Франческо все-таки показывал усталость, выглядит обычно бесстрастное лицо. Наблюдая за прикрывшим глаза начальником, Петр, затаив дыхание, думал про себя, отчего Франческо выглядит настолько печальным. Почему на усталом лице затаилась грусть, что его расстраивает? Недоволен ли он тем, что кардинал Сфорца вновь ставит ему палки в колеса, или может быть, Франческо разочарован тем, что не вся власть Ватикана сосредоточена в его руках? Думает ли он в такие моменты о том, что отнюдь не все верят в могущество Ватикана, или размышляет о том, как убедить весь мир в своей силе?..
А на самом деле Франческо думает совсем о другом. В его голове проносятся мысли о том, что он превращает себя в машину. Что человеческое постепенно становится ему более чуждо, чем служащим в Ватикане киборгам. Что он не может заставить себя перешагнуть ту границу, которую сам для себя очертил между собой и окружающими. Что молчаливого присутствия преданного, как пес, Петра ему уже недостаточно, хочется хоть раз в жизни позволить кому-то заглянуть в свою душу – на мгновение, на самое короткое мгновение, но позволить кому-то увидеть, что он не бездушен.
Франческо очень наблюдателен, и он уже давно понял, что стал для Петра слишком дорог. Он уже понял, что Петр ни за что не оттолкнет его, когда кардинал решит все же подпустить его поближе, позволить подарить немного тепла и возможно даже стать его первым и единственным другом. Осталось лишь убедить самого себя в том, что подпустить этого человека ближе – не страшно и не смертельно. Осталось окончательно поверить ему, поверить в то, что он не предаст, и это было сложнее всего. Кардинал без сомнений доверил бы Петру свою жизнь, но куда больше, чем жизнью, Франческо дорожит своей душой и репутацией. А подпусти он кого-то к себе – и то, и другое могут растоптать за пару мгновений.
Франческо и Петра объединяло очень многое. Оба они не были трусами, но один не мог признаться в своих чувствах из страха быть отвергнутым, а второй боялся принять эти чувства к себе из-за привычки во всем искать подвох и во всех видеть потенциального противника. Но все же бесстрашие часто идет рядом с безрассудностью, и однажды Франческо безрассудно решается все же впустить Петра за границы, очерченные им так давно, что они кажутся вечными.

Они планировали эту операцию почти сутки, лишь единожды прервавшись на короткий обед. И уже в предрассветных сумерках, оторвавшись от бумаг, Петр заметил кардинала дремлющим в кресле. На суровом лице воина появилась полуулыбка, столь непривычная, но не кажущаяся неправильной.
- Ваше Преосвященство, - тихо окликнул Орсини, отложив бумаги, - прошу Вас, отправляйтесь спать.
Франческо вздрогнул, открыв глаза, и пригладил короткие волосы на висках.
- Я задремал, - скорее утвердительно, нежели с вопросом, произнес мужчина. Встал из кресла и подошел к окну кабинета, отодвинув тяжелую занавеску. Над Римом занимался рассвет, окрашивая небо бледно-розовыми оттенками. Петр отложил план местности, который просматривал до этого момента, и приблизился к кардиналу.
- Ваше Преосвященство, Вы очень устали… Может быть, Вам и правда…
Синие глаза изумленно распахиваются, когда Франческо разворачивается и целует подчиненного, обхватив за затылок. Проходит несколько долгих мгновений, в течении которых Франческо успевает укорить себя за самонадеянность, прежде чем Петр начинает отвечать на поцелуй, не закрывая глаз. Изумление сменяется преклонением, обожанием, любовью и преданностью – сколько раз Петр так смотрел на Франческо, думая, что тот не видит? Кардинал тоже не закрывает глаз, внимательно наблюдая за эмоциями, отражающимися в глазах Петра. Поцелуй прерывается лишь тогда, когда дышать становится почти невозможно. Они стоят друг напротив друга и молчат. Каждый чувствует сейчас что-то свое.
Петр чувствует, как окончательно забывает свою веру в Бога. Теперь он окончательно стал язычником, идолопоклонником, безнадежно преданным своему богу. И он не отдаст этого бога никому, просто физически не в силах будет этого сделать.
А Франческо ощущает, как только что разомкнувшаяся стена между ним и окружающими его людьми смыкается вновь, чтобы уже никогда не исчезнуть. Ведь самое главное, что за тот миг, пока этой стены не было, за нее успел шагнуть самый верный и преданный кардиналу человек…